О театре

Восприятие

Антон Долин, кинокритик:

Я видел постановки Погребничко в девяностых. Тогда было очень распространено студийное движение, и театры-студии казались очень привлекательными по контрасту с театрами академическими. Я где-то прочел отзыв о спектакле «Вчера наступило внезапно, Винни-Пух, или Прощай, Битлз». Куда больше чем текст меня поразила фотография с людьми в ватниках на сцене. То, что эти люди изображают персонажей «Винни-Пуха», мне показалось тогда очень точным и своевременным. Вообще, девяностые прошли под знаком самой разной литературы, которая впервые переводилась и активно печаталась в России. В едином эстетическим пространстве внезапно смешались лагерная проза и театр абсурда. Увидев, как одно соединяется с другим еще и на материале всеми любимой детской книги, я сразу подумал, что это должно быть хорошо. Так в результате и получилось — я ходил на этот спектакль много раз, как и на «Мушкетеров», которые мне тоже очень понравились. Мне кажется, что механика в них похожая — театр абсурда, рождающейся из текста настолько хрестоматийного, что он из-за этой хрестоматийности теряет всяческий смысл. И взрослые люди, которые давно вышли из возраста, когда принято этим текстом восхищаться, начинают механически, очень отстраненно этот текст разыгрывать — это одновременно смешно, трогательно и странно. Тогда это стопроцентно попадало в дух времени. Ведь что такое Беккет? Это драматургия ожидания. Как любят говорить всякие люди, не любящие современные театр, литературу и кино, «тут ничего не происходит». Но ничего не происходит потому, что все ждут, когда оно произойдет — когда придет Годо или когда наступит конец света. Это постоянное ожидание. И девяностые были десятилетием ожидания — все ждали, когда наконец закончится СССР и память о нем. Как память об отрубленной руке — ты чувствуешь эту руку, хотя ее уже давно нет. И все ждали, когда начнется что-то новое, новый прекрасный мир. Мне кажется, что само название «Вчера наступило внезапно» потрясающе точно передает то чувство, которое охватывало многих людей в то время.

Спектакль «Вчера наступило внезапно, Винни-Пух или Прощай, Битлз»

Константин Богомолов, режиссёр:

Оттуда я вынес 99%. Оттуда я вынес свободу обращения с материалом, любовь и нежность к советской эпохе, которая сама становится материалом, из которого создается спектакль. Оттуда я вынес иронию, любовь к эстраде. Но самое главное — способ актерской игры, нейтральный, отстраненный. Отсутствие пиков и взрывов в некоторых спектаклях, когда он идет ровно-ровно, и ничего не происходит. Что до актерской игры, то внешнюю форму я убрал, у Погребничко свои технологии, у меня свои — потом уже, когда смотрел постановки Кристофа Марталера, еще какие-то вещи, я выработал свою идеологию и свою технологию взаимодействия с артистом, которая бесконечно развивается и, наверное, бесконечно далека от Погребничковской. Но толчком, образцом качественного артистического существования для меня служили актеры Погребничко в девяностых и начале двухтысячных.

Спектакль «Чайка», 1987 год

Олег Глушков, хореограф:

Первый раз спектакль этого театра я видел в 1993 году, возможно, это был «Винни-Пух». Случайно меня сводили на него друзья из какой-то хипповской тусы, и тогда возник вопрос — «А чего, так что ли можно?». Драматический театр меня тогда не особо интересовал, тем не менее после этого спектакля встал вопрос — оказывается, есть не только обложечное искусство или то, что нам преподают, есть и что-то такое удивительное. Погребничко поставил под сомнение «единственно верную» официальную версию искусства. Нельзя сказать, что это был какой-то эстетический переворот, тогда это было далеко от меня. У Погребничко самая крутая вещь, с которой иногда сверяешься внутренне — просто присутствие. Дело не в эстетике, не в шинелях, хотя все это можно разобрать, это не какие-то, как говорит Марк Захаров, «чуфыри», странные вещи, сделанные ради эффекта, это именно присутствие человека на сцене, он находится здесь, он знает, что я нахожусь напротив него, что этот пол деревянный, а стены черные, что я умру и он умрет. И это то, что вызывает гипнотическое состояние у зрителей, погружает их не столько в спектакль, сколько в самих себя, в свои внутренние процессы — вызывая совершенно другое ощущение от самих себя. Я встречал несколько человек, в присутствии которых ты становишься как будто лучше, как будто талантливее, вот здесь что-то похожее происходит.