Перед киносеансом//Три музыканта и моя Марусечка

.....
      Как и обещано в названии, в спектакле показано выступление музыкантов и певицы перед киносеансом. Такие были в ходу в те давние времена, когда зрителей, пришедших в кино, приглашали в зал звонками, как нынче делают только в театре, а до того в фойе услаждали их слух пожухшими и вышедшими в тираж эстрадными номерами. Выступление в кинотеатрах для музыкантов было предпоследней ступенькой лестницы вниз, заканчивающейся игрой на свадьбах и похоронах.

Но это все лишь долгие и не слишком важные комментарии, которые становятся совершенно ненужными, когда видишь на сцене эстрадный помост и на нем самолюбивых баяниста с гитаристом, тешащих свою профессиональную гордость в коротких соло, а в промежутках вновь уходящих на дно уничижительного смирения. И влюбленного пианиста, вытаскивающего из-под крышки своего пианино всякую дрянь, неизвестно кем туда напиханную. И его юную подружку, которая натурально краснеет от смущения, и своей очаровательной свежестью невольно подставляет этот мир бумажных цветов, давних побед, увядших амбиций.

Но главное — певицу, названную в программке Лауреаткой, утопающую в нелепом мужском костюме с бумажным плюмажем. Она не произносит ни одной реплики. Только поет, принимает заученные позы, деловито считает корешки проданных билетов, заигрывает с баянистом, потом увлекается и поет всерьез, об утраченном счастье, о том, чего больше нет, о прошедшей молодости и несбывшихся надеждах. И о любви, о любви… В сущности только о любви.

Роль Натальи Рожковой выстроена очень легко, без нажима, хотя и весьма рискованно для драматической актрисы (работавшая с ней режиссер спектакля Лилия Загорская — сама прекрасная и очень неожиданная, смелая актриса). К тому же Рожкова закончила цирковое училище, училась на клоуна и понимает, как много возможностей заключено в умении быть смешной. А она очень смешна со своими автоматическими жестами, матросской фуражкой и олимпийкой, надетой под пиджак. Она забывает слова, опаздывает со вступлением, обижается, а потом лихо — мастерство не пропьешь — вдруг выдает отчаянное и духоподьемное «Моя Марусечка! Моя ты душечка!». И так ей сочувствуешь, так ее любишь с ее круглым то ли детским, то ли старушечьим личиком, похожую и на Золушку, сыгранную Яниной Жеймо, и на Джульетту Мазину в «Дороге» и «Ночах Кабирии».

А над эстрадой висит надпись «Будь готов!», и понятно, к чему на самом деле всем надо готовиться… Из углов сцены смотрят друг на друга гипсовый пионер в ушанке и уменьшенная копия девушки с веслом, и в парке Чаир безнадежно распускаются бумажные розы, ах, Саша, ты помнишь наши встречи. Вот и все что было… Все давным-давно уплыло…

Спектакль, состоящий из песен и одного, прочитанного невзначай рассказа Уильяма Сараяна, еще и своего рода мастер-класс, демонстрирующий режиссерское искусство его постановщика, Юрия Погребничко. Несмотря на отсутствие явного сюжета (не то что пьесы, нет и подобия сценария), спектакль выстроен, ритмичен, зрительский взгляд послушен воле режиссера и следует за ней, замечая все мелкие подробности, происходящие на сцене как бы между прочим. Эти детали — сиротливо задвинутая под стул бутылка водки, увлекшийся чтением пианист, только что чистивший обрывком этой газеты ботинки, затыкающий себе ухо ватой презрительный баянист — организовывают атмосферу жизни жалкой, но и возвышенной, романтической и щемящей.

Помимо романсов 30-40-х годов по преимуществу из репертуара Петра Лещенко, исполняется одна относительно современная песня: «По аэродрому, по аэродрому лайнер пробежал как по судьбе…» Поют ее хором, дважды, и не затейливая песенка звучит неожиданно чистой и светлой лирикой, надрывающей душу и отпускающей ее умиленной и благодарной.

Все-таки странное время сегодня переживает искусство, если ради простых и полезных для души эмоций требуется сооружение столь изощренных ловушек, вроде этого по виду простого, а по сути виртуозного действа.